Я. Я. Федорова "Прямое выражение агрессии в речевом общении"

[Unendlichkeit]

Хорошо, когда у тебя есть сестра. А когда она снисходительно относится к младшей глупой тебе - ещё лучше. А когда она пишет кндидатскую - вообще сбылась мечта всей жизни. Ну а я мешаюсь, отвлекаю её разговорами про "фильм с красивым мальчиком", ною, что мне надо в интернет, и вообще достаю фразами "никто не поиграет сомной, не побегает" (А что ещё делать, если скучно, а идти куда-то лень?)
в общем, в таком случае от меня можно отделаться только сыграв на моём самом большом достоинстве - неуёмном любопытстве.
В общем,  Arinta, как обещала! но и всем остальным, думаю, будет интересно!

Я. Я. Федорова "Прямое выражение агрессии в речевом общении"

За что нас ругают? Этикетное и антиэтикетное поведение
Ругают обычно за что-то, за дело, но бывает и ни за что, давая выход накопившемуся раздражению и усталости. Нанесение обиды или оскорбления - это выражение агрессии, поведения, направленного на отчуждение, отдаление и одновременно на унижение, подавление адресата. В социально-психологическом аспекте это изменение дистанции, вторжение в личную зону и причинение ущерба. Язык предоставляет широкие возможности для подобного поведения, обеспечивая нас устоявшейся системой выражений - более или менее обидных и оскорбительных.
Такая система используется в речевом общении, обычно при неформальных межличностных отношениях. Межличностные отношения включены в сферу социального взаимодействия, где действуют нормы этикетного поведения, выражающегося в обмене знаками вежливости, «поглаживаниями» (по Э. Берну). Но социальное взаимодействие не покрывается целиком этикетными нормами. Существует и область неэтикетного поведения - не отмеченного знаками вежливости, и даже антиэтикетного поведения - ведь мы обмениваемся не только «поглаживаниями», но и «уколами», и «пинками». Впрочем, «уколы», по устному замечанию В. М. Алпатова, скорее являются этикетными формами косвенного выражения агрессии.
К антиэтикетному поведению в широком смысле можно относить не только выражения агрессии, но и открытые выражения любви, привязанности или обиды, боли: так, поцелуи в общественных местах, равно как и слезы, во многих культурах считаются антиэтикетным поведением. Если этикет действует как система сдерживания эмоций, то он и ценен в противопоставлении открытому выражению чувств, в том числе и агрессии. Этикет - это система обеспечения социального взаимодействия, которое может тормозиться или срываться при выражении искренних отношений. Это не означает, что этикетное поведение заведомо неискренно. Оно выражает сознательно принятый в обществе определенный модус «благорасположения». Как считают Браун и Левинсон, человек в общении ищет одобрения и избегает навязывания извне, потому выбирает определенную дозу радушия, тем самым «поддерживая лицо» партнера и сохраняя собственное лицо.
Всю систему социального взаимодействия можно тогда представить как двучленную, основанную на противопоставлении нормативного, этикетного поведения как маркированного по отношению к ненормативному. Можно и перевернуть ориентиры и рассматривать антиэтикетное поведение как маркированное по отношению к обычному, принятому в обществе этикетному. В. И. Жельвис, исследователь ин-вективных форм речевого поведения, предлагает и третий возможный подход: маркированное противопоставление куртуазных, этикетных форм в купе с инвективными, антиэтикетными, поведению, не отмеченному ни куртуазностью, ни агрессией. Объяснение такому подходу заключается в том, что обе маркированные подсистемы служат сдерживанию физической агрессии, эмоциональной самозащите. Их функциональное подобие проявляется в том, что «словесные оскорбления и вежливость в любой культуре существуют по принципу взаимодополнения»: в тех культурах, где широко развита этикетная система (например, в японской), обычно скудный слой инвективной лексики, а там, где развита инвективная система (как в американской или европейской культурах), бедна система этикетная.
Каждая из этих подсистем - этикетного общения или антиэтикетного взаимодействия - может рассматриваться как ценностная, т.е. как система, знаки которой функционирует в процессе обмена, имеют общую область значения и при этом ранжированы по значимости, ценности, которую они представляют для ее пользователей. (К ценностным системам относятся, например, денежные системы; они противопоставлены семантически наполненным, коммуникативным системам, служащим для передачи сообщений).
Система знаков этикетного поведения имеет область значения -«уважение, почтение, благорасположение». Передаваемый в акте коммуникации этикетный знак - вежливое обращение, формулы вежливости, приемы общения (допустим, молчание или вступление в диалог в соответствующий момент) - заключает в себе определенную «дозу уважения», ранжируемую по ценности. Можно предположить, что аналогично устроены и антиэтикетные системы.
Обратимся к знаковой системе «ругательств». Ругательства, понимаемые в широком смысле как бранные выражения, могут иметь разные формы: от детских дразнилок-обзывалок до оскорблений и формул проклятия. Но все они обычно выражают неприятие, отторжение и желание задеть, унизить, в их основе лежит отрицательная оценка партнера по общению. Она и составляет область значения. Хотя отрицательная оценка может быть заключена и в форме замечания или укора, т.е. как лишенная агрессии, в рамках этикетного поведения - там она, скорее, имплицитно выводима из констатации факта: «Опять ты не убрал за собой!» -¥ («Ты грязнуля!»).
Эмоциональную отрицательную оценку могут вызывать разные аспекты поведения, внешнего вида, характера человека - в принципе, все что угодно. Но обычно это осуждаемые в обществе типовые характеристики: глупость, грубость, неряшливость, лень, распущенность, хамство, подлость. Они обусловливают смысл ругательства и тем самым задают область значения системы, дифференцируя, дробя ее. В этом отношении инвективная система содержательно богаче этикетной системы вежливых форм, но может быть сопоставлена с приемами похвалы и восхваления (обычно все же скудными в современных европейских культурах, но традиционно развитыми в восточных). Так что если для этикетной и инвективнои систем характерны отмеченные В. И. Жельвисом отношения дополнительности, то для инвективнои и «комплиментарной» систем естественнее ожидать симметрии, по крайней мере в традиционных иерархических обществах (по той же логике: если инвектива для вышестоящего - это способ сдерживания физической агрессии, до для нижестоящего таким способом уклонения от внешней агрессии оказывается лесть).
В каждом отдельном случае отрицательное значение конкретно: недотепой ругают за то, что не сумел, не успел, «недотепал», молокососом за хамство по отношению к старшему, тормозом за замедленную реакцию. В отличие от замечаний и порицаний, которые имеют форму констатации факта, бранные выражения предпочитают форму оценочных номинаций, в которых персонифицируется осуждаемое качество. (Эта же экспрессивная форма характерна и для положительной эмоциональной оценки: Молодец! Умница!).
Интересно, что ругательства не всегда прямо называют качественную характеристику (неряха, лентяй, нахал, глупец), а чаще используют образы-заместители в переносном значении. Эти образы усиливают экспрессию. Они берутся из определенных сфер лексики: это могут быть названия животных, растений {дуб, лопух), образы болезней и больных (зараза, чума, идиот, дебил), нечистой силы (бес, ведьма, сатана, леший, кикимора), обозначения мусора, отходов и проч. Набор семантических классов метафор в разных языковых культурах примерно одинаков, зато различается сила оскорбления, традиционно приписываемая каждому классу (так, по наблюдениям В. И. Жельви-са, для итальянской культуры с ее религиозной доминантой самыми сильными оказываются богохульства, а для японской, достаточно отстраненной от религиозности, более значимы ругательства, связанные с нечистоплотностью). Эти семантические классы расширяют область значений системы. Внутри класса также присутствует градация (для арабов самое сильное ругательство - собака; для русских возможны более сильные выражения в этом классе). В принципе, как ругательство могут использоваться и совершенно неожиданные номинации: так, К. Бюлером описан пример, когда студент довел до слез базарную торговку, обзывая ее буквами греческого алфавита по порядку («Альфа - Бета! Гамма- Дельта!...»).
Для этикетного поведения маркированными являются моменты вступления в контакт и завершения контакта, отмечаемые вежливыми обращениями и благими пожеланиями-приветствиями. Социально значимы также особые ситуации, требующие выражения благодарности, извинения и проч. Отсутствие знаков вежливости в этих случаях (нулевой знак) обычно расценивается как нарушение этикета, за которым может стоять агрессивное намерение. Но в принципе для агрессивных акций не характерны привязка к определенному моменту общения и нулевая форма. Они, как правило, производятся спонтанно под влиянием чувств - как реакция на чье-то поведение (типичная ситуация - выражение возмущения вслед обрызгавшей машине или толкнувшему прохожему). Для актов агрессии характерными речевыми формами являются не обращения, а отмеченные уже оценочные номинации, а также «неблагие» пожелания и формулы «отсылки». Бранные выражения могут состоять из одной оценочной номинации, а могут включать их в бранную формулу. При этом работает логика переключения смыслов: самые высокие, даже сакральные образы, включаясь в бранную формулу, усиливают ее заряд (в таких формулах могут упоминаться имена бога или черта - ср. фр. Pardieux! Diable!; ит. Madonna!).
Устойчивое употребление слова в качестве бранного активизирует процесс его десемантизации, при этом исходный образ утрачивает не только свое прямое значение, но и ту конкретную характеристику, с которой связывалось ругательство. В результате выстраивается достаточно однородная по смыслу группа десемантизированных бранных выражений; они зато упорядочиваются по силе, которая выступает как ценностная шкала. Такая группа составляет ядро системы ругательств. Можно попытаться градуировать эту шкалу, взяв за единицу отсчета минимальный отрицательный заряд, например, заключенный в слове дурак. Тогда, допустим, оценка идиот может приравниваться к 2 дуракам.
Оценка в «дураках» - это оценка по силе воздействия. Как ценностная, осевая характеристика может быть выбрана и мера экспрессии, хотя для такого подхода требуется изрядная доля юмора. Можно вспомнить замечательный пример из книги Э.-М. Ремарка «Три товарища», когда герой романа, наткнувшись на ночной улице на случайного прохожего - толстого коротышку, вступил с ним в перебранку. Оба долго изощрялись в выражениях, в конце концов истощив запас агрессии (одним из последних был образ «кладбище бифштексов» по отношению к толстяку), и расстались, проникшись взаимной симпатией. Вообще, экспрессия допускает эстетическую оценку: замысловатость и изощренность бранных выражений ценится в определенных кругах (в детских книжках «четырехэтажные ругательства» произносили пираты).
Итак, система отрицательных оценок, заключенная в ругательствах, может быть рассмотрена по своему содержанию как коммуникативная, семантически наполненная, но по своей силе воздействия, по степени выражения агрессии - как система ценностная. В этом она аналогична этикетной системе. Именно ценностная сторона при ее функционировании: иногда даже не понятно, за что же, собственно, ругают, зато всегда чувствуется сила удара.
Инвективная система в социолингвистическом аспекте
Конкретный выбор инвективного выражения обычно производится в рамках традиционных классов, но под влиянием моды. Так, уходят из активного употребления неслух, шкода, пень, дубина стоеросовая, чучело огородное, чокнутый, шалопай, но возникают тормоз, баклан, ботаник, урод, чмо, мутант, маньяк, больной, раздолбай. Некоторые номинации меняют свое содержание, вернее утрачивают первоначальный смысл (козел, овца). Процесс обновления системы осуществляется, в основном, в молодежном жаргоне, взрослые, как правило, пользуются устоявшимися выражениями - часто просторечного характера. Хотя в языке существуют и литературные обозначения, особенно в моделях с исторической приставкой не- или сложных слов (негодник, неслух, неряха, невежа, зубоскал, верхогляд).
Совсем устаревают и теряют бранную силу традиционные оценочные номинации типа ротозей, вертопрах, дармоед, скопидом.
Есть группа устаревающих идеологизированных номинаций, использовавшихся в роли ругательств: мракобес, очковтиратель, щелкопер, тунеядец, верхогляд, держиморда, мешочник, спекулянт. На их место в результате переоценки ценностей передвигаются бывшие положительные оценки - номинации, отмеченные каламбурными приемами образования или отрицательными суффиксами, типа совок7, коммуняка, трудоголик. Очевидно, что идеологическая оценка преображает действительность.
Оценочные номинации в роли ругательств социально распределены. Так, отдельный класс составляют «воспитательные» ругательства типа бестолочь, бездельник, болван, лодырь, поганец, лоботряс, молокосос, дрянь, употребляемые взрослыми по отношению к детям и подросткам, и есть класс «обзывалок», используемых между сверстниками-подростками. Существует класс обидных и оскорбительных характеристик, используемых детьми по отношению к взрослым, обычно учителям (типа мымра, выдра), но в силу известных причин их употребляют «за глаза», а не в открытую. Известен класс оскорбительных оценок, используемых между представителями разного пола: нахал, хам, стерва. Оценки среди «равных» мужчин и подростков используют больший диапазон агрессии, включая как максимально сильную нецензурную брань.
Жанры речевой агрессии можно различать по типу отношений между сторонами. Для равных в активном взаимодействии характерны перебранка, пикировка (обмен уколами, издевками, насмешками); они могут включать выпады, нападки, наскоки (теперь говорят наезды) как односторонние эмоциональные воздействия. Возможно одностороннее проявление агрессии со стороны высшего к низшему: взбучка, нагоняй, разгон («дать по шапке»). Поведение низшего обычно соответствует стратегии подчинения, но возможно и противодействие -огрызаться, перечить, прекословить («Ты ему слово, он тебе десять!»). Во всех случаях на меру выражаемой агрессии оказывает влияние соотношение социальных позиций.
Ценностная характеристика системы
Ценностная ориентация системы бранных выражений основывается прежде всего на их функции в речи: в отличие от констатации факта они выполняют не репрезентативную, информационную функцию, а конативную - апеллятивную (в обращениях), директивную (в формулах гонения), магическую (в формулах проклятия), т.е. функцию воздействия.8 Именно воздействие составляет содержание агрессии и поддается ранжированию, упорядочиванию по силе.
В то же время сила речевого воздействия напрямую связана с эмоциями. Эмоциональное содержание агрессии составляют гнев, возмущение, ярость, злость, возможно презрение. Агрессивное поведение обычно обнажает эмоции, проявляясь спонтанно в выборе языковых средств и интонации, но может и сдерживать их, выступая как стратегическая акция. Как стратегический прием агрессивного речевого поведения, особенно коллективного, может использоваться полное молчание, бойкот, означающий исключение человека из коммуникативного пространства, за пределы сообщества. Такой прием выражает крайнюю степень агрессии, моделируя уничтожение оппонента.
Ценностные смыслы агрессивных высказываний могут быть определены при сопоставлении с другими системами воздействия.
Так, способы речевой агрессии могут быть соотнесены с агрессивными жестами: указанием на дверь, оплеухой, пощечиной, подзатыльником, угрозой кулаком или топаньем ногой, плевком, шлепком или пинком. Обычно жест является более сильной формой воздействия по сравнению с синонимичным высказыванием. Не все эти жесты являются собственно агрессивными, хотя могут использоваться и для выражения агрессии. Указание на дверь со значением «Вон!» -это устранение противника с собственной территории, ответ на поведение, расцениваемое как агрессивное. В то же время это уничижительный жест, вызываемый эмоцией гнева, и потому является агрессивным. В языке ему, а также ряду жестов угрозы и гонения соответствуют разнообразные формулы «отсылки», которые могут иметь разную степень экспрессии. Оплеуха, пощечина, подзатыльник по характеру сродни оценочным номинациям, которыми нередко и сопровождаются. Агрессивный отказ также имеет жестовую (комбинация пальцев) и повторяющую жест речевую форму; аналогично междометие Тьфу! переводит в речь соответствующий жест. Издевательские жесты, пренебрежительные и оскорбительные - высунуть язык, сделать нос, скорчить рожу- это, по сути, провокация, а не агрессия, вызов, а не наступление. Тем не менее в этих жестах заложен отрицательный эмоциональный заряд разной силы, который может быть расценен как агрессия, нанесение урона.
Собственно оскорбления определяются не столько по бранной форме, сколько по силе воздействия в конкретной ситуации, в которой даже объяснение в любви может быть воспринято как оскорбление. С другой стороны, бранное выражение, лишенное соответствующей экспрессивной интонации, может и не восприниматься как оскорбительное (игривое Вы такой нахал! или снисходительное Растяпа!). «В ругани, так же как и в музыке, почти все зависит от "тона"»,- как заметил К. Бюлер.
Русская речь отличается еще и тем, что преобразует отрицательные смыслы в положительные, усиливает или смягчает их с помощью разнообразных суффиксов. Дурочка, дурачок совсем не то, что дура, дурак и многими воспринимается не как ругательство, а как прием выражения снисходительного участия.
Признание в чувствах типа: «Я вас ненавижу» вряд ли можно считать агрессией в строгом смысле, хотя это очевидно эмоциональное воздействие. Это констатация факта или вызов, оно может быть определением позиций либо перед началом «военных действий», либо перед уходом от общения; часто такие действия являются провокацией ссоры.
Манера речевого поведения в жанре брани отмечена рядом глаголов, использующих опосредованные метафоры: гавкать, грызться, огрызаться, рычать, укусить, раздраконить. Они относят бранное поведение к животному уровню агрессивного общения.
Бранные формулы могут выражать не только агрессию к собеседнику или конкретному третьему лицу, но и досаду по поводу неудачи. Тогда они работают как способ разрядки отрицательных эмоций, в экспрессивной функции. Для подобного использования характерны формулы, включающие упоминание нечистой силы (интересен в этом отношении целый класс «возмутительных» местоимений и наречий типа черт-те-что, черт-те-сколько). В этих случаях нередко используется и мат, и заменяющие его эвфемизмы типа елки-палки или нового блин! Впрочем, вовсе не всеми они воспринимаются как эвфемизмы (ср. «Елки-палки» как название современного ресторана).
Наконец, встречается, особенно у молодежи, неагрессивное и неэкспрессивное употребление мата - как способа заполнения пауз колебания.
Из сказанного следует, что мера агрессии, заключенная в бранной формуле, не постоянна, хотя и тяготеет к какой-то величине. Если составлять словарь отрицательных оценочных номинаций, то можно приписать каждому его выражению определенную приближенную величину, вес, соответствующий его обобщенному ценностному значению - заложенной в нем степени агрессии. На такой шкале просторечные выражения, и особенно мат, будут иметь максимальную оценку, а точкой отсчета, нулем, будет отрицательная констатация, лишенная агрессии (типа: ты неправ, ты совершил ошибку). При этом для заданного типового соотношения позиций (начальник - подчиненный, родитель - ребенок, учитель - ученик и т.д.) может быть характерна определенная выборка выражений, разделяемых по степени агрессии. Подобный словарь мог бы найти применение в лингвокультурологии.
Сила воздействия по «закону рычага»
Воздействие оценочного выражения подчиняется особенной закономерности, которую можно по аналогии с физикой назвать «законом рычага». Выражается этот закон в том, что незначительное по заряду агрессивности выражение приобретает большую силу воздействия, если исходит от лица, отдаленного по социальной дистанции, и сила воздействия тем больше, чем больше дистанция. Иначе говоря, для лица высокого статуса достаточно произвести незначительное действие - принижающее или поощряющее подчиненного - и оно по закону рычага будет иметь на подчиненного огромный эффект. Именно в ожидании осуждения со стороны генерала, которое казалось непомерным ударом, умер от ужаса бедный чеховский чиновник, нечаянно чихнувший на генеральскую лысину. В то же время скупая похвала постороннего человека иногда оказывается более значима, чем восторги близких. С другой стороны, чтобы добиться эффекта при небольшой величине социальной дистанции, требуется гораздо больше усилий, гораздо больший эмоциональный заряд. Это отчасти объясняет, почему между близкими людьми порой используются достаточно сильные выражения.
Есть разные случаи, которые могут казаться не соответствующими отмеченной закономерности. Но это только с первого взгляда. Допустим, слово матери будет иметь значительный вес, если ее авторитет, определяемый весом позиции, абсолютен. Это означает, что и социальная дистанция между ней и ребенком огромна, несмотря на их близость по признаку свойства («свой - чужой»). Социальная дистанция учитывает два признака: «свой - чужой» и «выше - ниже», являясь как бы их векторной суммой. С другой стороны, если абсолютным авторитетом обладает отец, его малейшее замечание будет производить сильный эффект, а попреки матери могут восприниматься легко. Играет роль и широта репертуара языковых средств, характерная для разных лиц, и возможный при заданных отношениях диапазон выражения агрессии. В результате агрессивного эмоционального воздействия возникает отчуждающий эффект, аналогично тому как проявление положительных эмоций вызывает сближение.
Стратегия сдерживания агрессии использует для отчуждения переход в официальный регистр общения, более строгий стиль в рамках этикета. Подчеркнутая холодность часто имеет более ощутимый результат, чем эмоциональный взрыв.
Интересным примером сдерживания агрессии является письмо А. С. Пушкина Геккерену (от 26 января 1937 г.), спровоцировавшее дуэль с Дантесом, «названным сыном» Геккерена.
«...Я вынужден признать, барон, что ваша собственная роль была не совсем прилична. <...> Это вы, вероятно, диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и нелепости, которые он осмеливался писать. <...>
Вы хорошо понимаете, барон, что после всего этого я не могу терпеть, чтобы моя семья имела какие бы то ни было сношения с вашей. <...>Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее — чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец. Итак, я вынужден обратиться к вам, чтобы просить вас положить конец всем этим проискам, если вы хотите избежать нового скандала, перед которым, конечно, я не остановлюсь.
Имею честь быть, барон, ваш нижайший и покорнейший слуга
Александр Пушкин.»
Несмотря на гнев и ярость, Пушкин не позволяет по отношению к оппоненту открытых выражений агрессии - оценочных личных номинаций, ограничиваясь констатацией факта и уничижительной оценкой его действий (не совсем приличная роль, пошлость). Это пока что уколы, но не прямая агрессия. Притом что оба принадлежали к высшему кругу, общение равных в подобном тоне означало занятие диаметрально противоположных позиций, т.е. полное отчуждение (что и выражено открытым текстом). В то же время, упоминая Дантеса, Пушкин использует по отношению к нему прямые оскорбительные характеристики (плут и подлец), это уже открытый выпад, приглашение к барьеру. Письмо подписано стандартной вежливой формулой, которой принято среди дворян отмечать «готовность к услугам», в том числе и к поединку. Соблюдая рамки этикетного общения, автор тем самым сохраняет собственное достоинство в скандальной ситуации. В контексте письма данная формула приобретает смысл вызова к барьеру, готовности к дуэли.
Агрессивные стратегии в их развитии
Другой пример - знаменитой ссоры Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем (из повести Н. В. Гоголя «Как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем») - дает возможность анализировать агрессивные стратегии оппонентов в их развитии.
Ссора, как известно, вышла из-за ружья, которое хотел выторговать Иван Иванович. Сначала он предложил Ивану Никифоровичу явно ненужное тому ружье подарить ему, что вызвало протест:
- Как можно! это ружье дорогое. Таких ружьев теперь не сыщете нигде. Я, еще как собирался в милицию, купил его у турчина. А теперь бы то так вдруг и отдать его? <...>
Тогда Иван Иванович предложил в обмен свинью, но предложение опять было отвергнуто:
- Я не знаю, как вы, Иван Иванович, можете это говорить. На что мне свинья ваша? Разве черту поминки делать?
Иван Никифорович в недоумении, Иван Иванович раздосадован. Он настаивает, вызывая вспышку негодования у Ивана Никифоровича:
- Поцелуйтесь с своею свиньею, а коли не хотите, так с чертом!...
Это уже агрессивный выпад, формула «отсылки» в ярком образном варианте. И она возымела действие, вызвав ответную агрессивную реакцию Ивана Ивановича:
- Вы, Иван Никифорович, разносились так с своим ружьем, как дурень с писаною торбою...
Это не прямое оскорбление, поскольку основано на сравнении действий, но образ сравнения явно унижающий достоинство. Иван Никифорович отвечает уже прямым оскорблением:
- А вы, Иван Иванович, настоящий гусак.
Если формулу «отсылки» Иван Иванович кое-как стерпел, то теперь он уязвлен в самое сердце:
- Как же вы смели, сударь, позабыв и приличие и уважение к чину и фамилии человека, обесчестить таким поносным именем?
Прямая оценочная номинация оказывается более оскорбительной. Но интересно то, что, урезонивая своего приятеля, Иван Иванович использует отчуждающее обращение сударь и напоминает о своем статусе. Это и есть эффект агрессивного воздействия, реакция, и заключается он в резком возрастании дистанции по шкале «Свой -Чужой» - в отчуждении, как при ударе, и в демонстративном подчеркивании статусного достоинства. Не нарушив дистанции, обозвать можно слугу, низшего по статусу, но не равновеликую фигуру. Статусное достоинство восстанавливается в ситуации резкого отчуждения. Оскорбленный как бы встает в полный рост, прежде чем хлопнуть дверью.
Таким образом, развитие диалога происходит по линии нарастания напряженности: со стороны Ивана Никифоровича - от недоумения и недовольства к негодованию, со стороны Ивана Ивановича - от досады и раздражения к возмущению. Оба собеседника, не справившись с эмоциями, изливают их друг на друга, перейдя к взаимным оскорблениям. Вспыхнувшая ссора приводит к открытому конфликту и к разрыву контакта. Заряд агрессии отбросил приятелей на позиции врагов,пус-тячная размолвка порождает взаимное отчуждение.
Таким образом работают языковые механизмы агрессии.